Форум : Геленджик - Кабардинка - Дивноморск

•

Фотографии Геленджика середины 90-х годов (1997 год). Как резко вид Геленджика тех лет контрастирует с сегодняшними картинками. Действительно, Геленджик очень сильно изменился в лучшую сторону. Что-бы это понять достаточно взглянуть на эти фото, хоть они и не лучшего качества.

•

Наблюдатель, спасибо за фото !
познавательно...

•

•

•

•

Наблюдатель, спасибо огромное за чудесные старинные фотографии, каждую можно часами рассматривать!
Вот как Вы умеете их выискивать на просторах "тырнета" и так помногу выкладывать в одном сообщении

?!!
МАСТЕРСТВО, его не купишь, не пропьешь

!!!

•

•

•

Семдесят лет назад, в ночь с 3 на 4 февраля 1943 года, свершился великолепный бросок в Станичку, на окраину Новороссийска, на западный берег Цемесской бухты. То был маневр, отвлекавший внимание немцев от высадки основного десанта.

Из воспоминаний Петра Межирицкого "Правда и ложь о Малой земле".

План удара по черноморскому флангу кавказской группировки вермахта предусматривал проведение двух операций: по взятию Краснодара («Горы») и по взятию Новороссийска («Море»). Операция «Море» составной частью планировала десант в Южной Озерейке, юго-западнее Новороссийска, с дальнейшим направлением удара на север до соединения с частями, наступавшими от перевалов. Десант – 83-я и 255-я бригады морской пехоты, 165-я стрелковая бригада, отдельный авиадесантный полк, отдельный пулеметный батальон, 563-й танковый батальон и 29-й противотанковый артиллерийский полк – высаживался на кораблях эскадры Черноморского флота. Командовал высадкой контр-адмирал Басистый. Высадка десанта начиналась в два часа ночи.

Для отвлечения внимания противника, опережая высадку, у самого Новороссийска, в Станичке, в час ночи состоялся выброс демонстративного десанта.

Наступление наземных войск заглохло в самом начале. Прорвать оборону немцев не удалось.

Провалилась и операция, руководимая контр-адмиралом Басистым. Высадилось полторы тысячи человек с шестнадцатью танками, но этого оказалось недостаточно. С рассветом корабли эскадры отошли от берегов, опасаясь огня немецкой береговой артиллерии и налетов авиации. Поддержка десанта при мощной обороне противника была невозможна. Десантники погибли в трехдневном бою.

Демонстративному десанту в качестве плавсредств досталось, естественно, то, что не подошло основному: два морских охотника, пограничный катер, четыре катера модели КМ, рейдовые тральщики РТЩ и «Сталинец», катерный тральщик КТЩ (этот вообще давал 6 узлов) и два катера торпедных. Это был так называемый «тюлькин флот», «удивительное сборище водоплавающих храбрых малюток», – как сказал о них Леонид Соболев. В час ночи 4 февраля в районе поселка Станичка, на западной окраине Новороссийска, в зоне, объявленной фашистским командованием неприступной крепостью, тьму разорвали залпы артиллерии, затем взрывы гранат, застрочили автоматы, и 272 десантника демонстративного десанта мертвой хваткой вцепились в берег. А над ночной тьмой, будоража врагов и ободряя своих, летела дерзкая, многократно повторяемая открытым текстом радиограмма:

«Полк высадился успешно, действую по плану. Жду последующие эшелоны. Куников».

•

Кто же был этот проницательный ум, который уже в начале 1943 года учел все до единой каверзы противника, все коварные ловушки природы и осуществил невозможное?

Он не был профессионалом. Не был даже военным.

Он работал на заводе, был секретарем комсомольской организации, не чиновником, а заводилой, новатором, но мечтал стать военным моряком. По путевке МК комсомола направлен в Военно-морское инженерное училище им. Дзержинского. На экзаменах срезался, но что-то было в этом пареньке такое, что его приняли на подготовительное отделение. На штурм науки он бросился со страстью одержимого, боролся с недомоганием, игнорировал боль – и оказался в больнице с прободным аппендицитом. В то время не было антибиотиков, и диагноз был почти равносилен смертному приговору. Молодой и сильный организм одолел перитонит, но от учебы Куников отстал и из училища был отчислен. Поступил в МВТУ им. Баумана, но был отозван на комсомольскую работу. Лишь в начале 1933 года МК ВЛКСМ направляет Цезаря на учебу в Московскую промышленную академию, где готовили руководящих работников. Принимали туда людей, уже зарекомендовавших себя организаторами производства. По совету отца, Цезарь поступил в машиностроительный институт им. Бубнова и одновременно заканчивал два вуза. На Московском заводе шлифовальных станков, знаменитой «Самоточке», в качестве начальника механического цеха он так зарекомендовал себя новшествами и подлинно научной организацией труда, что в 1938 году, в разгар Чистки, стал начальником технического управления Наркоммаша. В мае 1939 года приказом по наркомату Цезарь был назначен директором вновь организуемого научно-исследовательского института технологии машиностроения. Среди академиков и докторов наук он, практик, чувствовал себя неуютно и, закончив организацию, в августе 1939 года, ушел в прессу, возглавив центральную газету «За индустриализацию» (впоследствии «Социалистическая индустрия») и создав журнал «Машиностроитель». В этом качестве и застала его война…

С началом войны преображение чиновника в подтянутого командира произошло почти мгновенно.

•

…Начало войны застало Куникова в поезде Москва-Ленинград. Приближение грозы он чувствовал остро и не знал покоя даже в выходные, ехал в Питер на оборонные заводы – лично делать материал в газету об увеличении выпуска боеприпасов. В тот же день обратным поездом вернулся в Москву – и в военкомат. Это в свой день рождения, 23 июня... Старший политрук Куников рвался в действующую армию, на флот, но организатора промышленности Куникова тянули на руководящую работу. Конкретно – как раз заместителем наркома боеприпасов. «Какой я нарком боеприпасов, я же пороха не нюхал!» Все же военкомат в эти дни поражений победил бюрократию. Впрочем, просто так Куникова на фронт не пустили, поручили формировать отряд водного заграждения. Отряд формировался в Москве, на основе Общества спасения на водах. Куников принял шумную вольницу «Освода» – и сделал отрядом. Политруком стал ближайший друг Цезаря, Вася Никитин, второй секретарь Бауманского района столицы. Начальником штаба – владевший немецким, как родным, Веня Богословский, архитектор, штабник, старший лейтенант запаса.

Слева Василий Никитин, политрук 14 ОВЗ. Справа Цезарь Куников, командир отряда. Июль 1941 г. Москва.

•

Дальнейшая боевая деятельность Куникова беспрецедентна по советским критериям. Этот старший политрук, в 1942 годом аттестованный майором, явочным порядком превратил свой заградотряд в диверсионный, хотя тот по-прежнему именовался 14-й ОВЗ (Отряд водного заграждения). Он воевал, применяя им самим разработанную тактику: связался на Приазовье с партизанами и по их наводке, предварительно проведя собственную разведку с расстановкой неприметных вех, наносил немцам точечные ночные удары в самые чувствительные пункты – железнодорожные узлы и переправы. Потери немцев от 14 ОВЗ исчислялись сотнями людей, взорванными эшелонами, десятками сгоревших танков и цистерн с горючим, а Куников, действуя с катеров из тьмы и уходя во тьму, практически не терял людей*.

Полагаю, он был первым в Красной Армии апологетом и мастером ночного боя.

•

Был конец октября. В штабе флота майор Куников получил назначение командиром 3-го боевого участка противодесантной обороны Новороссийской военно-морской базы (НВМБ) и был командиром базы примечен. Не дожидаясь утверждения плана, угадав развитие событий, зная, как скрупулезно следует готовить десантные операции и какая начнется спешка после приказа – который неминуемо запоздает! – Холостяков стал заблаговременно формировать группу первого броска в Цемесскую бухту. Начал он, естественно, с командира. Было у него на заметке несколько человек, он вызывал их и каждому задавал тот же вопрос: «Изложите соображения об организации силами базы десантного броска в Цемесскую бухту». Состоялся своеобразный конкурс. Победителем вышел Цезарь.

«Мы не очень вдавались в биографические детали, и многое о Куникове я узнал уже потом, – написал в своей книге Холостяков. – Но, конечно, мне было известно, что командир он не кадровый, по образованию инженер. Однако при общении с ним это как-то забывалось: майор производил впечатление именно кадрового военного. Подтянутый, словно влитый в ладно сидящую на нем форму, он соблюдал правила субординации естественно и привычно, отнюдь ими не скованный, на вопросы отвечал спокойно и немногословно, очень ясно выражая каждую мысль. В нем чувствовались ум, воля, жизненный опыт».

Вот какие концепции в беседе с Холостяковым выдвинул Куников как основополагающие:

– десант со всеми приданными ему транспортными средствами и силами поддержки должен подчиняться одному командиру, координирующему все действия;

– связь между штабом, десантом и силами поддержки должна осуществляться самыми надежными средствами и дублироваться условными сигналами;

– отбор людей в десант должен осуществляться на основе строгой добровольности; каждый должен четко представлять, на что идет;

– обучение людей должно выработать в каждом умение действовать в одиночку, ночью, любым оружием; приемы должны быть отработаны до автоматизма, а обстановка учебы должна быть максимально приближена к боевой.

Этими концепциями и руководствовались. Они и обеспечили успех.

•

Приказ № 1 командира Отряда специального назначения датирован 10 января 1943 года. Местоположение штаба – мыс Тонкий, Геленджик. До высадки оставалось двадцать четыре дня.

Формирование отряда началось тем, что Холостяков вызвал подчиненных ему командиров всех рангов, познакомил их с Куниковым и распорядился отпускать в его распоряжение всех, кто выразит желание воевать в Отряде специального назначения. Отбирать у подразделений базы лучших людей было жестоко, и лишь сознание невероятной трудности предстоящей операции и чрезвычайной роли каждого участника демонстративного десанта побудило Холостякова отдать такой приказ. Но, отдав его, он показал пример: объявил о включении в отряд базовой группы разведчиков – самого лихого подразделения НВМБ…

… В Сан-Франциско живет Аркадий Вайсфельд. Сейчас полковнику за восемьдесят. Двадцатилетним лейтенантом-артиллеристом он после ранения пришел к Куникову, которому рекомендовали назначить лейтенанта командиром артиллерии десанта. Куников поговорил с парнем, был пленен его искренностью и умом и не скрыл почти несомненной гарантии гибели в предстоящем предприятии. Вайсфельд кивнул. В добровольцы шли не потому, что хотели гибели – потому что страна была в опасности. «Я думаю, Куникову особенно понравилось во мне то, что я был боксером-перворазрядником, – с улыбкой комментировал полковник своё зачисление в отряд. – Потом начались тренировки. После них, мокрые и проголодавшиеся, мы выпивали по полстакана спирта и засыпали, как убитые».

•

Основу отряда составили морские пехотинцы с таким послужным списком, который говорил сам за себя. То были защитники Одессы и Севастополя, участники феодосийского и керченского десантов, боев на Тамани и в Новороссийске. Казалось, таких людей нечему учить. Другой командир вполне положился бы на столь солидный боевой опыт. Не Куников. Он слишком хорошо знал о существовании категории «случайность»...

Береговые обрывы Кавказского побережья сложены из хрупких слоистых мергелей. Предстояло прыгать в ледяную воду и карабкаться на десятиметровую обледенелую крутизну ночью, впотьмах, в мокром обмундировании, с гранатами, с автоматом, под ураганным огнем. При этом не терять способности ориентироваться, чутко слышать и молниеносно действовать. Все без исключения участники десанта тренировались в стрельбе по звуку, в скалолазании, в метании гранат из любого положения. Учились быстро окапываться, бесшумно ходить по гальке с завязанными глазами, не глядя разбирать и собирать любое оружие, в том числе трофейное. Учились самбо и метанию ножей. Каждый должен был владеть пулеметами и минометами всех систем, трофейными орудиями. Учились бинтовать, останавливать кровотечение, накладывать шины при переломах. Учились распознавать минные поля, минировать и разминировать местность. Учились по голосу и шепоту узнавать товарищей. Все это было похоже на очень увлекательную игру. Но впоследствии то, что казалось каскадерством, пришлось проделывать в ночной тьме, в бою – и тогда десантники оценили предусмотрительность своего командира.

«А что если?..» – вот был обычный вопрос на занятиях по боевой подготовке: если за спиной резкий окрик «Хальт!»? а если спереди? сбоку? а если их двое? а если в разведке темной ночью прожектор? ракета? а если граната шлепается в траншею у самых ног? Он предлагал каждому мысленно поставить себя в типичные ситуации, чтобы подготовиться к ним. Проделать в воображении то, что придется делать физически, потому что в момент опасности соображать будет некогда. Победит тот, кто окажется быстрее, у кого решение окажется готово заранее, кто в мыслях многократно повторит все движения – четко и в ураганном темпе.

Тренировки были не только мысленные. Реакция на гранату отрабатывалась практически. Возле группы бойцов, которые, бывало, в минуту отдыха мирно покуривали в отведенном месте, вдруг падала учебная граната. Вмиг они должны были упасть наземь, головой от гранаты, а ближайший к ней, кому при взрыве не было бы спасения, должен был молниеносно подхватить ее и выбросить подальше, притом в ту сторону, откуда она прилетела. Такие упражнения Куников изобретал непрестанно. Их отработка спасла немало жизней.

Отряд был сформирован и жил деятельной боевой жизнью. Едва ли не ежедневно группы уходили в поиск по тылам врага, иногда на несколько дней. Велась усиленная разведка. Катера у берега, занятого врагом, провоцировали огонь; артиллеристы засекали и пристреливали цели, не ликвидируя их. Недели за полторы до высадки разведка была переведена на наблюдение. Немцам дали успокоиться.

Дни и ночи были заполнены напряженными тренировками. Ночью, в самый глухой ее час, можно было услышать грозное матросское “ура”, когда во главе с Куниковым его люди, подойдя на катерах к мелководью, в полной амуниции бросались в студеную январскую воду – по пояс, по шею, иногда с головой. Для учебных высадок Куников выбирал такие места, где берег был круче, а дно усеяно камнями и обломками скал: дескать, на песочке будет легче. Сам командир, медициной зачисленный в нестроевые с его недавней травмой позвоночника, шёл впереди своих людей. И на плацдарме высадился первым. Он прекрасно знал, на что идут его люди и он сам. Своему заместителю по газете, Максу Кусильману, тогда редактору фронтовой газеты 61-й авиационной армии, он написал: «Готовимся к глубокой прогулке, не знаю только, выйду ли из нее живым…» А другу молодости и боевому комиссару по 14-му ОВЗ и 305-му ОБМП Васе Никитину черкнул 31 января 1943 года коротко и однозначно: «Дорогой Василий, я сейчас занят на Чумбур-Косе, с той лишь разницей, что не все моря замерзают. Настроение праздничное. Суета, к себе гостей не ждём, думаем сами в гости податься, готовим «дорогим хозяевам» подарки. Вообще, ждём праздника из тех, что на нашей улице. Вася, прощай, мы пошли. Не поминай лихом».

•

Цезарь, ироничный, мягкий, обаятельный, оказался именно таким, каким глянул на меня с ожившего на миг военного фото. Государственный человек – и мальчишка. Солидный редактор – и на спор перепрыгивающий вдоль накрытый для первомайского пиршества стол. Осмотрительный чиновник – и идущий впереди своих людей храбрейший командир…

Последние предвоенные фото с женой, Натальей Васильевной, и сыном Юрой. Апрель 1941 года.

•

…Высадка прошла блестяще. Потери – один человек: слепое попадание... В ту же ночь на захваченный группой первого броска плацдарм высадились боевые группы второго и третьего эшелона отряда, всего около восьмисот человек. Было захвачено девять орудий противника. И главное – все высаженные соединились под общим командованием Куникова. Плацдарм начал свое существование.

Наутро начался ад.

Из-за бушевавшего уже четвертый день знаменитого новороссийского норд-оста («боры») высадку основного десанта на плацдарм в ночь с 4 на 5 февраля пришлось отложить. Германское командование использовало отсрочку и, сознавая опасность неконтролируемой линии побережья в непосредственной близости от Новороссийска, подтянуло к Малой земле две свежие дивизии. Десантники тоже получили подкрепление: силами самой НВМБ было подброшено 200 человек. Но кончались боеприпасы. На каждого оставалось по диску на автомат и по две-три гранаты. Не было пищи и воды. Утром прошел дождь. Скупую, пропахшую гарью влагу собирали по каплям. В результате ночного обхода принято было решение: придерживаться той же тактики гибкой обороны, какой держались в бою 4 февраля. Особое внимание обратить на самоконтроль: вследствие усталости и ожесточения возможна неверная оценка обстановки, неоправданный риск, лихачество – недопустимые, ставящие под удар общее дело. Беречь патроны, стрельбу из автоматов вести по ясно видимым целям с расстояния не более 50–100 метров и только одиночными выстрелами. Гранаты бросать в исключительных случаях, по большим группам противника, с расстояния, гарантирующего попадание. Максимально использовать трофейное вооружение и боеприпасы. Собрать боезапас с убитых. Беречь продукты питания, суточную норму воды сократить втрое. Создать группы особого назначения и использовать их в качестве подвижного резерва для оказания помощи на наиболее критических участках обороны.

Как описать день 5 февраля? Пусть встанет перед читателем всё, известное ему о Великой Отечественной войне: пограничные заставы и Брестская крепость, дни Сталинграда, сквозные раны и смерть, вырывающая землю из-под ног.

Во второй половине дня, потеряв голову от бесплодных и дорогостоящих усилий, немецкое командование прибегло к психологическому маневру. Вдоль переднего края были установлены громкоговорители. Раздался голос на ломаном русском языке: «У вас нет ни патронов, ни воды. Дальнейшее сопротивление бесполезно. Германское командование гарантирует вам жизнь, а вашим раненым лечение. Если вы проявите ненужное упрямство, германское командование распорядится одним ударом сбросить вас в море. Тогда не ждите пощады».

Затишье воцарилось на плацдарме. Плыли по небу растрепанные тучи, не обещавшие более дождя. Усталые бойцы осматривали оружие, пересчитывали патроны. Немцы ждали. И вдруг из балочки, где лежали раненые, слабо зазвучала на мотив “Раскинулось море широко” знакомая каждому десантнику песня о Севастополе:

И если, товарищ, нам здесь умирать,/ Умрем же в бою, как герои./ Ни шагу назад нам нельзя отступать,/ Пусть нас в эту землю зароют.

Песня ширилась. Суровый мужской хор гремел над плацдармом. Под эту песню закрывались глаза умирающих, вложивших в нее последнее дыхание...

•

К концу дня танки и автоматчики противника проникли в расположение штаба. Горстка людей, мозг десанта, они и не подумали отступить. К счастью, подоспел Николай Кириллов со своими ребятами и ружьями ПТР. Один танк был подбит, остальные, пятясь, отошли и скрылись из виду. На протяжении 5 февраля на различных участках обороны было отражено от 12 до 17 атак. Десантники не отошли с позиций ни на шаг. Там, где немцам удавалось прорваться по трупам героев, положение восстанавливалось неистовыми ударами групп специального назначения Кириллова и Крайника. Куников под ураганным огнем ползал по позициям и подбадривал людей. Поил раненых. Определенных к эвакуации целовал в губы и благодарил за помощь, за отвагу. Легко раненые оставались в строю.

Ночью 5 февраля канонерки «Красный Аджаристан» и «Красная Грузия» стали высаживать 255-ю морскую бригаду полковника Потапова и другие части. Раненых эвакуировали. Но теперь, с высадкой на плацдарм сил, предназначенных для основного десанта, началась подлинная трагедия Малой земли…

…Нет в литературе о войне ни единой книги, которая не упоминала бы высадку на Малой земле – крохотную операцию горстки людей, оказавшуюся бесполезной, но выполненную столь филигранно, что в военном искусстве она стала учебным пособием на вечные времена. Обречена ли она была с самого начала? Условия ее проведения, начиная с метеорологических, были крайне неудачными. Провалившееся наступление 47-й армии сделало морские операции бесцельными, их следовало отменить, но их проводили по инерции, на психологическом гребне победы под Сталинградом. В полной мере бесперспективность плацдарма выяснилась лишь после высадки заслуженных полковников с широкими орденскими планками, при переходе командования в их руки.

Куников, назначенный теперь на смертельную должность старшего морского начальника на плацдарме, днем по-прежнему командовал своим отрядом, а ночами метался по берегу, обстреливаемому и с суши, и с моря, обеспечивая прием грузов и отправку раненых. Он требовал отвода своих обессиленных людей – если не в тыл, то хотя бы с передовой. Полковники с разной степенью вежливости (или невежливости) отвечали, что вывести его людей из боя не представляется возможным ввиду их незаменимости и непрестанных немецких атак. «Но люди измотаны, двести человек теперь погоды не делают», – пытался убедить их Куников. (Из чего следует, что от восьмисот, а то и тысячи человек десанта НВМБ в строю осталось к 7-8 февраля лишь двести…) «Делают!», – отвечали полковники, и здесь были правы: люди Куникова стали душой многотысячного гарнизона и в обороне, и в атаке. Уровень подготовки бойцов отряда особого назначения феноменально превосходил подготовленность людей основного десанта.

Переход командования от Куникова к полковникам означал прежде всего переход к обычной советской тактике. Расширение плацдарма велось теперь путем традиционных лобовых ударов. О диверсиях, а, тем паче, о ночных атаках было забыто. К тому же Куников теперь по условиям субординации мог общаться лишь со своим непосредственным начальником, контр-адмиралом Холостяковым, и лишь записками. В кромешной тьме, под непрерывным обстрелом, на голом берегу он не всегда мог понять, какого рода грузы доставлены и в каком количестве. Наутро он с разочарованием убеждался, что его заявки не выполнены, и предстоит упрашивать полковников передать внеочередную радиограмму или ждать ночи, чтобы послать записку Холостякову. Эти записки, копии которых до сих пор хранятся в моем архиве (хотя утеряны мои личные документы, включая свидетельство о рождении, о членстве в ССП, о браке и даже оригинал диплома), написаны в тоне сдержанного отчаяния: «Шлют много ненужных людей и бесполезных вещей». Он требовал строевой лес для причалов, плотницкий инструмент, бочки и понтоны, а получал осветительные ракеты и противоречивые указания.

Между тем, всё шло не так, решительно всё. Вся тактика боев была ему отвратительна – эти бравые сталинские наступления на пулеметы. Потери ужасали его, он не привык воевать с такими потерями. Видимо, он тогда уже понял, что захваченный им плацдарм бесперспективен. Для вспомогательного десанта место годилось, для основного нет: слишком близко от города, от основного укрепрайона противника. Он понял, что плацдарм превращается в мясорубку, где немцы будут перемалывать нашу живую силу. Они окопались на окружающих возвышенностях. Пусть это всего на несколько метров выше уровня Малой земли – эти несколько метров решают все. Положение можно было исправить лишь ночным расширением плацдарма в районе этих возвышенностей – ползучим, непрерывным, еженощным поиском. Куников уламывал полковников: его люди ночами проникают в самый центр города! Но полковники так воевать не умели. Ни они, ни их люди не были обучены ночному бою и сложностям ночного управления войсками…

А Цезарь ночами распоряжался на берегу: принимал транспорты с людьми и боеприпасами, обеспечивал в прибрежных штольнях их укрытие, отправлял раненых. С рассветом приходил на командный пункт и уговаривал полковников прекратить дневные атаки, не класть в них золотых людей, героев Одессы и Севастополя, прошедших ад Керчи, Тамани и Новороссийска, а плацдарм, не давая врагу закрепиться, расширять ночным поиском, знакомым морпехоте и ужасающим для врага. Для этого создавать штурмовые группы, возглавляемыми бойцами отряда особого назначения, учить новоприбывших в укрытиях, используя опыт его бойцов, сделав их днем инструкторами, ночью командирами штурмовых групп... Но полковники не были педагогами, для них это было сложно. Потери их не смущали, с них за это не спрашивали: война! К тому же они были имениты, за ними стояли Одесса, Севастополь... Куда он суётся, этот майор? Штатский, понимаешь, а лезет не в своё дело. Но вежливый, отшить трудно. К тому же и плацдарм все же взял…

Цезарь со своими предложениями стал неудобен, даже нежелателен. Он стал компетентным свидетелем некомпетентности. Впрочем, длительность жизни старших морских начальников на плацдармах невелика, и это утешало.

•

Он погиб на десятый день при стечении обстоятельств на редкость неудачном. Вот описание его ранения из письма Василию Никитину фронтовой подруги Цезаря, Марии Виноградовой:

«… Ночью он пошел принимать танки на «Косу» и подорвался на немецкой мине. Он шел под снарядами, и один из них, попав на минное поле, взорвал мину. Осколок очень маленький, но поранил кость и ее же осколками нанес ранения в области поясницы. Это случилось около трех часов ночи, а в четыре я пришла к нему, он находился в двух километрах от штаба. Перевязала его, переодела в чистое белье и эвакуировала в госпиталь. Там сделали ему операцию. Он был очень плох, а я у него все время сидела. В памяти бывал редко, а больше бредил – ругал, командовал... 14-го его хоронили. Была вся база...»